Ákos Orosz

В 1847 году в одном из родильных домов Вены свирепствовала загадочная эпидемия. Венгерский врач Игнац Земмельвейс боролся с ней, вопреки всем традиционным теориям вводя в клинике антисептические меры. Сегодня его имя стало легендой, это был смелый и принципиальный человек, настоящий профессионал своего дела. Его называют спасителем матерей. Но в свое время его воспринимали совсем иначе. Коллеги считали его безумным и невыносимо жестоким. А у него была только одна цель – сохранить жизнь и здоровье своих пациенток. Ради этого он преодолевал все преграды и нарушал все существующие правила.

Иван Штефанус – кардиолог экстра-класса, вынужденный уйти на пенсию после расформирования больницы новыми властями. Казалось бы, живи и радуйся, играй в теннис с бывшим коллегой да ходи в оперу, где солирует жена-певица. Но без дела Иван не привык, потому легко принимает авантюрную идею матери: покинуть столицу и стать семейным врачом в уютной деревне, где десятилетиями практиковали его дед и отец. Друг детства, ставший теперь священником, принимает с распростёртыми объятиями, нежная подруга юности, ставшая медсестрой, смотрит влюблёнными глазами, жители выстраиваются в очередь и одаривают доктора чем могут. Только в этом райском месте нет и намёка на идиллию...

Аушвиц, 1944 год. Саул Аусландер — еврейский пленный и член зондеркоманды. Его работа — сопровождать в недолгий путь узников, которые прибывают в лагерь беспрестанно. Потом — зачищать следы их присутствия и ждать новых. Среди тысяч людей, проходящих через газовую камеру, один выживает на считанные минуты. Саул узнает в нем своего сына и решает во что бы то ни стало похоронить тело по всем правилам. Теперь это его единственная цель в расплавленном, так непохожем на жизнь пекле лагеря смерти. Уберечь тело от топки, спрятать его, разыскать раввина, — задачи практически невыполнимые и безумные на фоне мясорубки, жернова которой Саулу приходится крутить самому, чтобы выжить. В лагере зреет восстание, Саул становится слишком уязвимым, но он думает только о сыне… которого, возможно, у него никогда не было.